МУЖЕСТВО В ЭПОХУ ТОТАЛЬНОГО ФЕМИНИЗМА
Гейдар Джемаль (родился в 1947) – председатель исламского комитета России, поэт, участник среднеазиатского подполья в брежневско-андроповские 80-е, один из организаторов Исламской партии возрождения (ИПВ) в предпоследний год существования СССР, активный свидетель гражданской войны 1992 года в Таджикистане, член Хартумской конференции. Джемаль сумел сделать реальностью понятие «интеллектуальный джихад». Отнять ислам у клерикалов, превратить теологию монотеизма в инструмент освобождения человека от катка либерального рынка и «электронных зинданов» информационного общества – таковы, согласно Джемалю, задачи политической философии ислама.
DE I: Гейдар, что такое любовь?
ГД: Есть два ответа, которые я могу дать. Первый изложен в главе «любовь» ориентации «север» и был дан двадцать пять лет назад, второй – сегодня – это следствие нового опыта, который я приобрел с тех пор. Сегодня для меня любовь – это абсолютное самопожертвование, воля к тому, чтобы сгореть во имя. Если в Ориентации злонамеренный критик может усмотреть некую тень эзотерического садизма, то сегодня я склонен к как бы «мазохистской» альтернативе. В действительности то и другое – это, безусловно испорченные дегенеративные проекции того, что я имею в виду. Мазохизм беспредельно далек от страсти к самопожертвованию, потому что воля к мученичеству и смерти, являющаяся стержнем чистой любви, есть вместе с тем воля к абсолютной власти вопреки всему. Могу сказать, что по сравнению с якобы властным и «мачистским» дискурсом ориентации за прошедшие годы я только углубил понимание мужского начала, понимание власти, которое является всегда огненным цветком, появляющимся из жара любви.
DE I: А как же быть с женским началом?
ГД: Самое лучшее в мужчине – это его способность умереть во имя того, что его не касается. Именно этот момент женщина никогда не будет способна понять, да и не хотела понимать в пассионарных мужчинах. Именно чистое самопожертвование, вне связи с практической и обыденной защитой семьи, рода, собственности дает смысл смерти, а смерть, в свою очередь, дает смысл жизни. Женщина же – это чистая жизнь в ее стихии, которой непонятен выход за ее рамки. Женщины, кстати, символизируют для мужчины Жизнь в ее отвлеченности – что-то вроде колеса фортуны. Именно с этим связано чувство ревности. Обнаружить измену для мужчины – все равно, что быть отвергнутым (символически, конечно) самой Жизнью. В конечном счете, ревность – это страх смерти. Кроме того, не забывайте о том, что фундамент отношений между мужчиной и женщиной – это война полов. Оба пола стремятся к несводимым друг к другу целям и ценностям. Женщина стремится к безопасности, сохранению «статус кво», устранению непредсказуемого. Ее оптимальный мир – это гомеостазис с упразднением всех возможных угроз в его адрес. Алгоритм мужчины – это борьба и победа. Здесь начинают разделяться мужские типы. Есть мужчины, для которых понятны только победы относительные, те, плодами которых можно воспользоваться, после которых можно жить в порожденном ими пространстве. Это мужчины типа маршала Жукова, пользующиеся территорией и имуществом оккупированного врага. Такая победа понятна женщинам, и такую победу мужчины хотят с женщинами делить. Однако абсолютная победа является финалом победителя. За этой победой для прежнего человека ничего нет. Это переход на совершенно иную ступень, которая реальна для кого-то иного, не для того, кто боролся. Таков путь, например, религиозного мученичества. Поэтому этот тип мужественной любви часто сочетается с аскезой или, по крайней мере, с внутренней «неангажированностью» мужчины в мире женщины.
DE I: Как «война полов» привела к эпохе Постмодерн?
ГД: Постмодерн – это, безусловно, поражение мужского начала. Он начался за некоторое время до того, как официально возник постмодернизм, т.е. в 1945 году. С точки зрения медицины, как известно, европеец к 90-ому году имеет в своем организме в четыре раза меньше мужских гормонов по сравнению со своим дедом в 30-е – 40-е. Крах героического в открытом противостоянии титанической наземной Германии с олимпийскими «летающими крепостями» США и Великобритании привел к физиологическому перерождению побежденных. Но это начало обвала, который влечет за собой расширяющуюся лавину по всему миру. Европа традиционно была одним из центров мужественности. Сегодня последние острова архаического героизма – Кавказ, Афганистан, Кашмир, Анды – окружены ненавистью и полицейским кордоном постмодернистской Системы. Постмодернизм ведет к перемене знаков и значений. Государство – женщина, а мы его привыкли воспринимать как проявление мужского начала. Общество, которое сегодня называют «гражданским», намекая на его «женственность», на самом деле – наследник героического эллинского полюса. Мы же привыкли воспринимать общество как компанию правозащитниц или комитет солдатских матерей.
Наиболее свирепым адептом современного постмодернизма является именно государство. Современное государство предельно эклектично в своей пропаганде, символизме, методологиях и т. п. Оно играет брендами, извращает традиционные значения, является демагогом и софистом. Оно анти-проектно по своей сути. К индивидуальному бытию Государство относится как психиатр к опасным больным. С точки зрения пост-модерна любой модернизм – есть терроризм, но я предвижу в самых глубинах этого падения рассвет удивительного парадокса: из среды самих женщин поднимутся жрицы фаллического начала, которые встанут на пути упадка и явятся Афинами в серебряной броне. Именно они своим культом создадут площадку для проявления нового рыцарского типа. Более конкретно я не хотел бы сейчас говорить…
DE I / DESILLUSIONIST №03.