Тезисы к идеологии универсального радикализма

Радикализм есть мировоззрение, которое фундаментально не принимает «мироздание», как должного и благого порядка. Для радикального мировоззрения мир человеческий отражает как зеркало суть бытия. Бытие же есть принцип, враждебный духу, представляющий собой антитезу Божественного замысла. Бытие и Великое существо это синонимы, имперсональный и персональный аспекты Иблиса.

Элементы радикального мировоззрения разделяют с политическим Исламом и другие религиозные идеологии, исходящие из авраамического корня. В особенности стоит отметить глубокую ненависть старообрядцев-беспоповцев к власти и официальному социуму. Государство для беспоповцев есть инструмент Антихриста (в Исламе Даджал). Весь социум отдан на откуп Антихристу, и поддержка любой власти есть шаг к укреплению позиции Антихриста на земле.

Надо отметить, что в этих моментах беспоповцы пошли дальше, чем даже современный радикальный Ислам, который всё мечтает о «шариатской государственности», мирно сосуществующий с куфром, при условии, что последний «отказывается от агрессии против мусульман».
Сегодняшним мусульманам невдомёк, что политические цели и задачи мирового Ислама коренятся на метафизическом уровне, в треугольнике конфликта Всевышнего, Адама и Иблиса, отказавшегося склониться перед Адамом, но выговорившем для себя у Творца право сбивать человека с пути на протяжении всей истории.

Политический Ислам не может следовать примеру иудеев, которые опираются в своём отношении к внешнему миру на категорию «галут». Для евреев жизнь в рассеянии означает жизнь в безвоздушном и безжизненном пространстве, по отношению к которому уместны только хищнические действия.

Мусульмане не могут идти этим путём: создавать гетто, будь это «халифат» или «чёрные» кварталы европейских мегаполисов. Задача мусульман поставлена в Коране: сражаться за то, чтобы вся религия на земле принадлежала Аллаху. Это не означает, как думают наивные или недобросовестные немусульмане, «насильственное обращение» всех в Ислам. Но это означает слом мирового порядка в самых его глубинных метафизических основаниях. Иными словами, речь не может идти только о борьбе против империализма, колониализма, локальных форм национального угнетения; короче говоря, Ислам не может ограничивать себя революционной платформой левых либералов, будь то троцкисты, анархисты или чегеваристы какого угодно разлива. Определённо «попутничество» с революционно настроенными либералами эпизодически возможно, если это ложится в формат исламских стратегий на данный момент в данном месте.

Однако Ислам не может быть «социалистическим» (так же, как не может он быть капиталистическим). Социализм — это культ общества в качестве «волшебной машины», способной порождать избыток материальных благ, и лелеять каждого своего члена, как пастух лелеет овцу.

Все формы угнетения для Ислама будь то колониализм, империализм, компрадорское управление в интересах куфра через националистические диктатуры и т. п. — всё это только периферийный инструментарий главного врага (Великого существа), тенью которого на земле является человеческое общество как таковое.

Общество для политического Ислама не есть нечто образуемое снизу множеством через какой-либо «общественный договор». Это всегда и изначально внешний человеку «нечеловеческий фактор», эволюция которого в принципе ведёт к исчезновению человека, как суверенной автономной личности.

Снизу инициативой реальных людей образуются братские общины, которые по замыслу Всевышнего представляют собой ячейки сопротивления Духа, противостоящего глобальной системе.

Ислам это стратегия Духа. В нём есть выраженная строго конфессиональная сторона, которая, безусловно, значима для тех, кто находится внутри исламской общины. Однако есть и политическая идеология, которая не выражена в строго конфессиональной терминологии, и которая может быть фундаментом политической философии немусульманина, бросившего вызов системе.

Такая политическая идеология радикализма, которая при неизбежной внутренней антисекулярности носит из оперативных соображений внеконфессиональный характер, опирается на четыре краеугольных концепта, тесно связанных между собой. Каждый из этих четырёх концептов есть нечто изначально провокативное, брошенное как вызов с тем, чтобы радикал овладел каждым из этих концептов, и дал ему при этом иное подлинное содержание.

Вот эти четыре краеугольных концепта: смерть, насилие, боль, справедливость.

Смерть

С точки зрения политического радикализма смерть есть антитеза гибели. Гибель представляет собой упразднение феномена, будь то животное, человек, или, например, шедевр живописи. Смерть же духовное явление, которое связано с присутствие Рухулла — Духа Аллаха на человеческом уровне. Смерть — это финал человеческого, более того, это финал сущего, который становится выходом на непостижимую бездну Божественного замысла (провиденциальной мысли). Пока человек жив, смерть внутри него выступает как свидетельствующее сознание, образующее его подлинное здесь-присутствие. Однако, как только внешняя феноменологическая оболочка человека перестаёт функционировать (гибнет), это здесь-присутствие внутри него возвращается в «бездну непостижимого», которую никоим образом нельзя отождествлять с ничто, небытием или отсутствием. Именно это и есть возвращение к Аллаху.
Из этой «бездны непостижимого», обладатели смерти будут приведены к личному существованию во второй раз (т. е., воскрешены для Суда)

Смерть для политического радикала есть финал гомогенного здесь-бытия, за которым начинается То, что неподобно ничему.

Насилие

Насилие в широком плане есть форма, в которой реальность взаимодействует со смертным существом. Окружающая нас среда есть насилие. Социум есть, безусловно, всепроникающее насилие. Деструктивная, отрицающая энергия гомогенного стремится закрыть любой намёк на «прокол», выход в финал. В конечном счёте, бытие совершает насилие против сознания. И это то, что должно называть «юдоль человеческая». Политический радикал стремится изъять монополию на насилие у бытия с тем, чтобы присвоить насилие сознанию. Насилие обладает ни с чем не сравнимым энергетическим потенциалом, который, будучи изъят у Великого существа, оборачивается всёсжигающей энергией любви. Ибо чистая любовь в своём Божественном основании есть непрерывная жертва и одновременно непрерывное перешагивание через себя. Насилие — вот то тайное золото реальности, за право обладание которым идёт постоянная битва между бытием и сознанием.

Боль

Боль есть проявление прямого воздействия бытия как такового на человеческое существо. Это воздействие всегда проявляется как жгущий огонь. Бытие жжёт огнём и тела и души. Поэтому боль физическая и боль психическая имеет одну и ту же общую природу: предельное экзистенциальное переживание разрушительного пламени. После победы адамического наследия — частицы от Духа Всевышнего, вложенной в Адама, — над Великим существом, адский огонь будет наоборот пламенем победившего сознания, которое будет палить и жечь всё ввергнутое в джаханнам, то есть всё то, что было верно бытию, а не Духу в этой ближней жизни.

Для политического радикала боль является путеводным маяком, ибо он ищет встречи с чистым бытием, чтобы сразиться с ним. Боль это свидетельство великой конфронтации духа и антидуха. Вот почему для радикала боль является стигматом антикомфорта, отрицанием сна, вызовом, брошенным глиняному человечеству, которое наркотизировано собственным существованием.

Справедливость

Для огромного большинства критиков социума справедливость имеет прямо противоположное значение тому, что она значит для подлинного радикала. Человеческие массы жили и живут в нищете. Они обделены тем уровнем материальных благ, который доступен их тюремщикам, не говоря уже об их властителях. Меняются уровни потребления элит от Древнего Рима до современного Запада, но обездоленность низов практически остаётся той же самой, а во многих местах и возрастает (как, например, в Индии после прихода англичан). Эта обездоленность сама по себе не есть боль в том чистом экзистенциальном субстрате, о котором мы только что говорили. Это не встреча с бытием, которое жжёт огнём. Это, скорее, зеркальный негатив боли, некая прохладная тень той испепеляющей возможности, которая может обрушиться на людей в любую минуту.

Люди отвечают на нищету, создавая криминальные структуры, которые бросают вызов сложившейся практике раздела материальных благ. Тем самым они «приглашают» боль в сердцевину своей недочеловеческой повседневности. Именно боль отличает пространство вооружённого криминала от прозябания обычных клошаров.

Однако для политического радикала справедливость не имеет отношения к распределению материальных благ. Политический радикал не ставит перед собой целью попросить или даже заставить властителей жизни поделиться своим комфортом с убогими и униженными. И комфорт, и материальные блага для политического радикала это атрибуты внесознательного существования.

Справедливость для политического радикала — это всегда и только Смысл.

Что такое Смысл? Это завершение дурной бесконечности. Это конец абсурда. Это разрыв бесконечной паутины лжи, из которой соткана реальность, являющаяся ничем иным, как системой «описаний». Короче говоря, смысл коренится в трансцендентной искупляющей силе финализма, который безусловно кладёт предел всему имманентному, всему самотождественному, и распахивает дверь туда, где всё известное исчезло.

Всё сущее создано лишь для того, чтобы свидетельствовать собой: «я — сущее — не Аллах!». Аллах иной по отношению ко всему, что задано в безграничной возможности. Это означает, что само откровение об Аллахе, который не может быть воспринят, понят и пережит сущим, само это откровение есть уже абсолютный финал. Именно смерть, как сознание — первый пункт идеологии радикала — воспринимает это послание финала и открывает его для себя, как искупляющий смысл. Это и есть абсолютная справедливость, потому что благодаря этому завету с Духом Аллаха, осуществляется связь уверовавшего с провиденциальным замыслом, в котором он — инструмент. Именно через это вершится торжество сознания (истинного угнетённого) над бытием (истинным угнетателем).