Электоральные «Канны» оппозиции

05 сентября 2003

Электоральные «Канны» оппозиции

Россия вновь стоит перед сезонным катаклизмом выборов. Каждые четыре года по огромной стране прокатывается информационная и финансовая судорога, вряд ли задевающая глубинные слои народа, но крайне актуальная для политиков, политтехнологов и бизнесменов разного уровня. В очередной раз решается вопрос с одной стороны о праве власти и дальше «легитимно» экспроприировать в свою пользу ресурсы страны (не только материальные, но также интеллектуальные, информационные и даже моральные), с другой — об «алиби» оппозиции, которая, очевидно, не способна повлиять на ситуацию, но, тем не менее, должна каким-то образом организованно свидетельствовать о своем противостоянии российскому неокапитализму. Две этих проблемы — «право» власти и «алиби» оппозиции — решаются благодаря существованию Думы, которая придает режиму видимость демократического благообразия, а оппозиции предоставляет площадку для виртуальной борьбы.

Сказанное не означает, что даже в нынешних условиях оппозиция обречена на виртуальность и не способна реально построить систему политического давления на власть. Такие механизмы существуют и самым эффективным из них — а вместе с тем принципиально неуязвимым для любых происков кремлевской администрации — является механизм стройного и отчетливого идеологического дискурса.

Стало само собой разумеющимся с 1991 года, что у коммунистов нет отчетливой концепции реальности, выстроенной на неких принципиальных базовых предпосылках. В какой-то момент марксизм-ленинизм оказался в левой среде не то чтобы дискредитированным, но как бы не рекомендованным к внятному и системному использованию. Год за годом мы слышим от лидеров КПРФ не острый классовый анализ ситуации в России и мире, но скорее социальные ламентации в духе бытовой конкретики, что называется «на злобу дня»: «Перестаньте разворовывать страну, отдайте зажитое бюджетникам... Что происходит с нашим образованием, нашей наукой, мощью наших вооруженных сил?» При этом в силу полного отсутствия идеологической подоплеки естественно даже не ставится вопрос о том, кому принадлежит сегодняшнее государство и можно ли говорить о «нашей» армии в условиях, когда она все больше переводится из режима защитницы страны от внешней угрозы в режим полицейского формирования, нацеленного на подавление внутренних беспорядков? Да если бы такой идеологический анализ был со всей последовательностью проведен, возможно встал бы вопрос насколько совместим бренд коммунистической партии со статусом «системной, конструктивной» оппозиции!

Впрочем, деидеологизации подверглись все коммунистические и социал-демократические организации в мире. Это еще хорошо, потому что некоторые из них провели «реидеологизацию» и встали попросту на враждебные трудящимся позиции, примкнув к неолиберальным хищникам, как это произошло, например, в большинстве стран Европы.

С нашей точки зрения, деидеологизированность и ползучий эмпиризм КПРФовского дискурса в «ельцинском» пространстве был до определенной степени оправдан как выжидательная тактика, позволявшая осмотреться в условиях торжества реакции и потянуть время до того момента, когда будет сформулирован новый фундаментальный метод политического и социального анализа. Однако к 2003 году такая выжидательная «политтехнология» начинает себя откровенно исчерпывать. Время неолиберальной идеологической пустоты проходит; пик деологизированности общественного сознания пришелся на 98-99 гг. В воздухе все больше ощущается потребность нового универсального языка протеста, на котором могли бы общаться между собой все нонконформистские силы.

С этого момента затягивание вопроса с отчетливой идеологической определенностью превращается из тактики оправданного выжидания в тактику уклонения от осуществления своей политической миссии — борьбы за власть в реальном, а не только виртуально-электоральном пространстве. На наш взгляд, характерная тенденция руководства КПРФ во что бы то ни стало объединять под собой всю оппозицию в одну колонну тесно связана с нежеланием принять на себя ответственность идеологической определенности.

На каждых выборах повторяется один и тот же проклятый вопрос: одной колонной идти или двумя и более? И каждый раз КПРФ отвечает одинаково: только одной, всякая другая колонна помимо КПРФовской есть продукт избирательных стратегий кремлевских политтехнологов с целью отвлечь проценты голосов от коммунистов. Но вот вопрос: почему кремлевские политтехнологи могут создавать кучу всяких блоков, работающих на них, а КПРФ не может? Почему нельзя допустить организацию таких оппозиционных групп, которые привлекли бы к себе избирателя, враждебного власти, но отрицательно реагирующего на персоналии в руководстве КПРФ? На самом деле, коммунистическая партия исходит из того, что любое голосование не за нее автоматически идет в «корзину» администрации. Однако из этого следует парадоксальный вывод: именно администрации-то и оказывается выгодно, чтобы оппозиция оставалась единым блоком вокруг КПРФ, поскольку это резко сужает электоральные возможности самовыражения протестной части населения (а она в целом доходит до двух третей от общего числа всех россиян).

С другой стороны, воля лидеров КПРФ удержать всю оппозицию под собой в одном блоке слишком явно укоренена в традиции советских времен, когда все голосование шло за безальтернативных кандидатов от «блока коммунистов и беспартийных». Времени с той эпохи прошло недостаточно для того, чтобы укоренившиеся коллективном бессознательном народа негативное отношение к такой электоральной практике успело выветриться. Стало быть, и это также работает на сужение избирательной базы оппозиции.

На самом деле, ну, сколько уведет Глазьев избирателей у КПРФ? Среди тех, кто голосует за коммунистов, есть, конечно, сегмент таких, кто голосует вопреки своим склонностям, «наступая на горло собственной песне» только из логики протеста. Они бы хотели голосовать не за Зюганова, но никого другого нет, поэтому голосуют за него. Скажем прямо, таких немного — около 10% от официально признанного зюгановского электората, что составляет всего 2-3% в целом. Это все, что может забрать у Зюганова вторая колонна оппозиции под руководством Глазьева. Однако тех, кто ни при каких обстоятельствах не будет голосовать за КПРФ, но готов голосовать против власти — в несколько раз больше. Глазьевская колонна может «пощипать» ЛДПР и Яблоко, да вдобавок еще вытянуть к урнам некоторое количество абсентеистов — тех, кто не ходит голосовать, потому что не за кого... Таким образом, оппозиция как целое, передав своей второй колонне от Зюганова 2%, приобрела бы в «общий карман» процентов 8-10 тех, кто без «раздвоения» останутся потерянными для протестного голосования. Тогда оппозиция могла собрать под собой при всех негативных факторах до 35% голосов.

Проблема в том, что актуализация такого ресурса потребовала бы от руководства КПРФ выработки новой стратегии, позволяющей этими возможностями распорядиться. Это означает острый интеллектуальный вызов, брошенный партии в переломный момент, каким является нынешнее время в России. Ведь вторая колонна, которая соберет в своих рядах «с бору по сосенке» — широкий спектр очень приблизительных в идейном смысле кадров, неизбежно потребует от первой колонны четкого определения своего идеологического облика, а, стало быть, неизбежного резкого сдвигания влево. И это, кстати, то, что давно стоит на повестке дня для КПРФ. Нельзя бесконечно заигрывать с белогвардейщиной и махрово-фольклорными элементами под предлогом их «национал-патриотизма». В конце концов, это маргинализирует политическую силу, играет на руку таким же фольклорным белогвардейцам, только сидящим с другой стороны баррикады.

Мы призываем ответственных интеллектуалов как в окружении Зюганова, так и близких Глазьеву не вступать в деструктивную полемику, которая заведомо выгодна лишь администрации, а серьезно и дружески обсудить все «за» и «против» различных вариантов электоральной стратегии. Во всяком случае, не следует пользоваться теми методами психологического шантажа, которые на страницах газеты «Завтра» применил С. Белковский, откровенно запугивая «42-летнего члена-корреспондента Российской академии наук» ожидающим его коварством Кремля.

5 сентября 2003 г.